Холмские новости

Отчет лейтенанта Максимова

Начальнику Главного Морского Штаба
от лейтенанта Александра Максимова
Рапорт
Во исполнение словесного приказания Вашего Превосходительства имею честь представить при сем донесение о действиях моих во время минувшей войны, а также копии двух рапортов прапорщика Леймана, копию докладной записки сигнальщика Бурова, список нижних чинов моей команды, участвовавших в сражениях и акт комиссии об уничтожении денег суммой в 10 000 рублей за №1287.
Лейтенант Максимов
25 января 1906 года.
Акт об уничтожении денег
Акт об уничтожении денег

Докладная Степана Бурова docx, 16.22 КБ
Донесение
17 августа 1904 года с оставшейся командой для разоружения крейсера по указанию начальника Корсаковского округа занял помещение. Приведя его в порядок, составил пожарное расписание и несение дежурства по команде. Уже с 12 августа по приказанию командира капитана 2 ранга фон Шульца приступил к сооружению плавучего крана, воспользовавшись для этой цели двумя старыми баржами, принадлежавшими Тюремному ведомству, кои пришлось и проконопатить.
24 августа в 6 часов утра пришли два японских минных транспорта, став на якорь в пяти милях от Корсаковска, выслали два паровых катера для взрыва крейсера. Занял со своей командой одну из гор, с которой удобно мог обстреливать катера и крейсер продольно. Через час оба катера, подойдя к крейсеру на 2 кабельтова, открыли ружейный огонь. Обстреляв его, один катер подошёл к баку с правой стороны, а другой с левой стороны к средним машинам. Один офицер и два матроса взошли на мостик и стали осматривать берег, а прочая команда в количестве 11 человек, раздевшись, разошлась по палубе и стала закладывать мины. Пользуясь трубой, разглядев и убедившись в том, что люди спустились в люк, счел удобным открыть огонь. Дав прицел 1600 шагов, открыл огонь одновременно с местной командой, которая заняла маячную гору. Дал залп, получился малый недолет. Установив прицел на 1800 шагов, дал второй залп, которым свалил людей, стоявших на катере и продолжал поражать неприятеля, покуда он не вышел из сферы моего огня. После первого залпа, как катер, так и транспорты подняли кормовые флаги, а последние и стеньговые. На катерах поднялся ужасный крик и беспорядочная ружейная стрельба, которая после меткого нашего залпа тотчас же прекратилась. Катера стали задним ходом отступать и, выйдя из сферы нашего огня, повернули в море и отправились к транспортам, куда и прибыли через час. Потом удалось узнать от аинцев, что на катерах было трое убитых и 6 человек раненых. Транспорты, подняв катера, снялись с якоря и, взяв курс на зюйд, через 2,5 часа скрылись за горизонтом. Тотчас же отправился на крейсер, где нашел винтовку и проводники от мин. Инженер-механик Пото, одев водолазный костюм, спустился во 2-ю кочегарку и вытащил 3-пудовую мину. В это время я с минерами и фельдфебелем вытащил из первой палубы, из первой кочегарки, из средних машин и из кают-компании четыре 3-пудовых мины. О прибытии неприятельских транспортов и об извлеченных минах донес командующему флотом.
Как только кран был готов, произвел ему испытание, после которого пришлось переделать лебедку и некоторые сделать изменения. Пользуясь штилями, снимал артиллерию, мины, патроны, тросы, красную медь, лебедки, шпиль, шлюп-балки, стрелы, якоря, канаты, прожектора, мачту, тележки подачи, всевозможные инструменты, все железо, сталь, орудийные станки, основание и все, что только было возможно извлечь. Все орудия, мины, тумбы прожекторов и вообще все механизмы, имеющие хоть какую-нибудь ценность, были вытащены, выкрашены и укупорены в ящики. Во время зыби и штормов устанавливал на берегу 120 мм и 47 мм орудия для защиты крейсера от вторичной попытки японцев его взорвать и занимался промывкой и переснаряжением патронов.
В конце сентября произвел испытание установленным орудиям, а также пересняряженным патронам, коих имел в количестве 97 штук. Получив уведомление от главнокомандующего войсками, генерал-адъютанта Куропаткина о том, что на Сахалине готовятся японцы произвести высадку, запросил Главный морской штаб, прося мне дать инструкцию. Главный морской штаб приказал крейсер подготовить к уничтожению и, когда явится необходимость, его взорвать. Получив это приказание, телеграммой запросил контр-адмирала Греве, прося его прислать 4 мины для уничтожения крейсера, 50 мин — на минирование залива, 100 штук 120 мм и 200 штук — 47 мм патронов, но даже на вторичную мою телеграмму я все же не получил ответа. Думая, что придется иметь бой на берегу в глубине острова, установил два 47 мм орудия на санях в упряжке двух коней каждое, произвел испытание, получился откат один шаг.
Прежде, чем приступить к работе на крейсере, людям пришлось нырять, чтобы достать водолазный аппарат и шлем, находившиеся на верхней палубе. Приведя в порядок аппарат, воспользовавшись дождевым тентом, сшил водолазный костюм, испытал его и потом с большим трудом в первой палубе удалось найти 2 худых летних рубашки, в которых молодцы водолазы проработали все 5 месяцев.
С транспорта "УССУРИ" принял 4 пулемета без лент. Тотчас же приступил к шитью таковых из летнего солнечного тента, которые были готовы через 2 недели, в количестве 50 штук. Послал контр-адмиралу Греве телеграмму с просьбой прислать пулеметных лент, ружейных патронов, одежду для команды и опять 4 мины для уничтожения крейсера, 50 мин — для минирования залива. На транспорте "ЭММА" я получил для команды одежду, провизию, для пулеметов 90 лент и двести 47 мм чугунных с дымным порохом патронов. Все приходящие транспорты встречал в море, приводил на якорное место, снабжал водою, углем, деньгами, провизией и имеемой машинной командой, производил починку машин, как-то транспорта "УССУРИ". Если приходили транспорты с грузом, своей командой выгружал все трюмы, ибо при работе прочих команд гарнизона обнаруживались большие кражи. На транспорте "ЭММА" устроил своей командой нары для пассажиров и установил печи. Транспорт "ЛИЛИ" снял с мели и привел к Крильонскому маяку, так как названный транспорт имел старую генеральную карту и самостоятельно ночью идти не решался.
За 3 месяца крейсер сел в грунт на 9 футов. Закончив установку на берегу орудий, произвел испытание и стрельбу по буйкам, установил ложные створные знаки на берегу, настоящие — снял. В бухте, в 5 милях от берега, установил фиктивное минное заграждение.
Когда льдом покрылся залив и все работы по крейсеру были уже прекращены, желая дать отчет в своих действиях и работах, не будучи уверен в том, что документы будут сохранены до моего приезда на материк, послал вахтенный журнал №1-й в Главный морской штаб, приложив фотографические карточки произведенным работам.
Зимою приступил к установке двух 47 мм орудий на колеса, дабы, отступая вглубь острова, иметь хоть какую-нибудь артиллерию, а также приступил к изготовлению передков для пулеметов и все это окончил в 2 месяца. Орудиям произвел испытание, и результаты были прекрасные, отката не было, а вес всей установки с орудием равнялся 8 пудам. 40 человек гарнизона, а также всех офицеров научил обращаться с пулеметами и научил семафору. Когда все были обучены, произвел боевую совместную стрельбу с маневрированием из пулеметов и орудий.
По приказанию губернатора Сахалина генерал-лейтенанта Ляпунова установил 7 сигнальных станций на берегу на протяжении 36 верст для донесения о появлении неприятеля, обо всех его действиях, если таковой окажется в наших водах. Установил мачты, составил сигналы, научил людей производству сигналов, пользуясь шаром, квадратным флагом, вымпелом и парусинным квадратом. Люди охотно принялись за это дело, и результатом их старания 23 и 24 июня передавались все сведения о противнике в 20-25 минут, что дало возможность всем отрядам без лишней суматохи занять свои места вовремя и тем затруднить наступление неприятеля.
Окончив со станциями, приступил к боевой стрельбе по подвижному щиту, воспользовавшись для этой цели зюйдовым ветром в 6-7 баллов. Щит изображала шлюпка под парусом, идущая на фордевинд, имевшая вместо руля легкий плавучий якорь, которая шла со скоростью 4 узла. Результаты наводки были прекрасны, попадание ниже среднего, ибо качество патронов оказалось скверное. Как только залив очистился ото льда, тотчас же приступил к выгрузке 120 мм патронов, коих и достал с большим трудом 58 штук и тотчас же приступил к переснаряжению.
Для 47 мм орудий, установленных на колеса, сделал картечь в количестве 100 штук: кокара из жести, а пули свинцовые. В каждом кокаре было по 180 пуль. Произвел испытание. На 100 сажень, по 3-м щитам (квадр. саж. каждый) было попадание 3 и 5 пуль.
По приказанию генерал-лейтенанта Ляпунова имел в своем подчинении партизанские отряды, коими оберегал берега залива и пролива. Прибыв на Крильонский маяк и ознакомившись с постановкой несения службы, к прискорбию нашел полный хаос, а именно: смотритель маяка очень старый и невменяем, фактически роль смотрителя исполняла его 12-летняя дочь, заведуя складами и довольствием команды. Ни дежурств, ни дневальств не было. Мачта не имела сигнальных фалов, а все новые флаги были съедены крысами. Как смотритель, так и команда совершенно не были знакомы с сигналопроизводством. На мой вопрос — почему маяк не отвечал на сигналы транспорта "ЭММА", смотритель ответил — "Много их тут ходит, и каждый подымает сигнал, не буду же я им отвечать, а кроме того, я и не обязан". Команда была одета не по форме, грязная, совершенно незнакомая с дисциплиной и чинопочитанием. Были случаи покушения избить смотрителя, который, к сожалению, действительно себя держал с командой ниже всякой критики, вступая с командой в сделки, иногда нарушая законы, превышая власть. Довольствие команды совершалось следующим образом: команде на неделю, а иногда и на две вперед выдавалась провизия, которую нижние чины хранили под койками или на пыльных шкафах, а чаще всего свои пайки проигрывали в карты. Были случаи избиения старшего матроса по команде, и все сходило безнаказанно. Ввиду того, что я имел отряд на Крильонском маяке для защиты его от неприятеля, начальником которого был отличный офицер, подпоручик Мордвинов, взяв на себя все последствия, приказал ему принять в свой отряд и подчинить всю морскую команду. Организовать правильно несение дежурства и дневальства, обучить сигналопроизводству и за малейшие проступки и упущение по службе налагать взыскание, пользуясь властью начальника отдельного самостоятельного отряда. Упорядочить довольствие команды, следить за формой одежды и обо всем случившемся тотчас же мне доносить. Сигнальная пушка при выстреле по ветхости установки опрокидывалась и угрожала увечьем стрелявшему. Принужден был ее укрепить, сделать некоторые изменения и испытать, после чего она уже более не соскакивала. Осмотрев воздушную сирену, увидел крышку парового цилиндра, разбитую на две части, приказал ее исправить.
Через месяц при вторичном своем приезде заметил большую перемену к лучшему, что не замедлил высказать подпоручику Мордвинову и от лица службы поблагодарил его за труды. О вышеизложенном донес контр-адмиралу Греве. При опросе команды, узнал о том, что на Крильон приходили японские шлюпки, и, когда команда хотела их арестовать, то смотритель им не позволил, получая от японцев спирт, табак и некоторые предметы роскоши. Будучи в плену и встретившись со смотрителем названного маяка, на мой вопрос — почему маяк не уничтожен, последовал ответ: "Я не дурак, если бы его сжег, то меня бы убили, а ну его к черту".
За зиму крейсер сел в грунт на 7 футов.
После Цусимского боя от контр-адмирала Греве получил приказание "Взорвать крейсер, имущество раздать бедным, взяв расписки". По случаю шторма крейсер взорвать не мог, а взорвал четыре 120 мм орудия, которые были зарыты в земле, и имущество раздал, согласно полученному приказанию. Через 3 дня, пользуясь штилем, заложил 3-пудововую японскую мину у средних машин с левого борта и произвел взрыв. При осмотре оказалось следующее: пробоина в длину 16,5 фута, в ширину — 7 футов, а общая вмятина получилась больше 60 квадратных футов. Заложив вторую мину около этой пробоины, ближе к корме, произвел взрыв, но он получился слабый, ибо мина была скверная. При осмотре оказалась пробоина в длину около 1 сажени и в ширину около 6 футов, но фальшборт и палуба на 28 футов были сорваны. Донес контр-адмиралу Греве, слагая с себя всякую ответственность за дальнейшую участь крейсера, ибо на мои просьбы о присылке мин, я даже не получил ответа. Получил приказание контр-адмирала Греве крейсер уничтожить порохом. Получив от полковника Арцишевского 18 пудов черного пороха, воспользовавшись резервуарами самодвижущихся мин, приступил к изготовлению мин. Через 4 дня первая мина была готова и имела 12 пудов дымного пороха и 4 пуда бездымного, взятого из патронов с батареи. Пользуясь отливом, заложил мину на левом борту в угольной яме, между 1-й и 2-й кочегарками, на глубину 9 футов, так как имел короткий шнур. Взрыв был ужасный. По осмотру оказалось следующее: длина пробоины — 27 футов, ширина — 15 футов в центре, фальшборт и верхняя палуба на 30 футов сорваны и выброшены, ближайшие котлы сломаны и смяты, шпангоуты, бимсы на протяжении 15 футов сорваны и выброшены, жилая палуба сорвана с угольников и получила вмятину на 9 футов, закончив 2-ю мину, снаряженную 5-ю пудами черного, и 4-мя пудами бездымного пороха, после долгих и больших усилий со стороны молодцов водолазов наконец удалось заложить между средними машинами на площадке. Чтобы достигнуть машинного отделения двумя 2-пудовыми минами, взорвал палубы, чем облегчил доступ водолазов в машину. За неимением шнура пришлось воспользоваться пороховой ниткой, пропустив ее через водолазный шланг. После взрыва произвел осмотр водолазами. Обе машины, броневая и верхняя палубы, бимсы и переборки превращены в безформенную массу. По обоим бортам в обивке на 2 сажени вылетели заклепки, и борта крейсера оказались вздутыми. Обе переборки машинного отделения вырваны, а ближайшие котлы сильно смяты. Обо всем вышеизложенном донес контр-адмиралу Греве и командиру крейсера, капитану 2 ранга фон Шульцу.
14 июня в 3 часа ночи на вельботе прибыл с острова Уруп прапорщик по морской части Лейман с 10-ю матросами. Прибыв на пристань, названного прапорщика нашел лежащим, так как он был сильно болен и изнурен. Прапорщик Лейман в море сильно заболел от образовавшегося в слепой кишке большого нарыва. В течение 5 дней у него было задержание мочи и в течение последних 7 дней он не принимал ни пищи, ни воды. В 4 часа ночи военным доктором Бароновым названному прапорщику была оказана медицинская помощь. При опросе оказалось, что названный прапорщик был на призовом пароходе "ОЛЬДГАМИЯ", который разбился на острове Уруп. Тотчас же донес контр-адмиралу Греве, прося не отказать в помощи потерпевшим на Урупе. Не получив ответа, послал вторую телеграмму и приступил к вооружению 100-тонной деревянной шхуны, принадлежавшей Морскому ведомству. Через 4 дня шхуну спустил на воду, установил две мачты, бушприт, стальной стоячий такелаж, сшил два паруса, погрузил провизию, воду, компас и все необходимое для похода. Закончив все, контр-адмиралу Греве послал телеграмму, прося разрешения идти в море для оказания помощи потерпевшим, но получил следующий ответ: "Не разрешаю, будьте готовы к занятию неприятелем острова Сахалин". Действительно, на другой день, а именно 23-го в 5 час. вечера с Крильонского маяка сигнальщик Буров команды крейсера "НОВИК" донес мне по телефону о появившейся неприятельской эскадре, имевшей курс на мыс Анива. Прибыв на почту, где находился телефон, лично принял доклад Бурова и, задав ряд вопросов, получил толковые ответы, убедился в том, что неприятель думает произвести высадку десанта на Сахалин, о чем тотчас же высказал свое мнение полковнику Арцишевскому. В 9 час. вечера послал прислугу по орудиям, людей, назначенных для уничтожения Корсаковска, снабдил керосином, приказал собираться к обозу и выступать в Первую Падь, выдал людям на трое суток сухари и консервы. Кормовые флаги, вымпела, все сигнальные флаги, а также сигнальные книги, секретные документы приготовил к уничтожению, сложив их у себя в кабинете и приказав зажечь все, а также и Корсаковск по первой пушке моей батареи. Кроме того, под зданием консульства было заложено 27 120 мм фугасных снарядов. 24 июня в 4 часа ночи сигнальные станции донесли о появившемся неприятельском флоте и не переставали доносить исправно о всех его действиях и движениях, включительно до прихода первого минного отряда на Корсаковский рейд.
В 6 час. утра неприятель спустил шлюпки и начал производить высадку десанта на берег, в селение Савинова-Падь, находящееся на 9 верст к Осту от поста Корсаковского. В 9 часов утра послышались орудийные выстрелы неприятельского флота, обстреливающего берег, что заставило сигнальную станцию №7 снять имеемый сигнал и сжечь свое помещение. В 2 ч. 30 м. сигнальные станции имели на мачтах следующий сигнал: "Много миноносцев идет в Корсаковск". В 2 ч. 50 м. из-за мыса Эндума показался минный отряд, состоящий из 4-х 3-трубных миноносцев. Подпустив их на 25 кабельтов (по люжолям), лично произвел пристрелку и, дав батареи прицел в 22 кабельтовых, открыл беглый огонь. Миноносцы стали отвечать беглым огнем, дали полный ход и стали держаться мористее. Через 5-7 мин. на втором миноносце, на правом борту, произошел пожар (около кают-компании), а на третьем был взрыв 120 мм снаряда в кормовой части, после чего миноносцы стали подавать короткие свистки и бросились в разные стороны. Минут через 10 все миноносцы скрылись за мысом Эндума. Столь малое попадание объясняю плохой промывкой и просушкой пороха последней партии патронов, ибо при постоянном прицеле при одной и той же точке прицеливания получались большие перелеты и недолеты, а потому решил, что, если придется вторично вступать в бой, то подпустить неприятеля как можно ближе, ибо на малой дистанции значительно уменьшится рассеивание снарядов и меньше будет сказываться плохое качество патронов. Минут через 10-15 появился второй отряд, состоящий из 5-ти 3-трубных и двух 4-трубных миноносцев (типа Невского завода), который открыл беглый огонь, отыскивая батареи. Подпустив отряд на 18 кабельтов, открыл беглый огонь сегментными снарядами, имея трубку 6-7 секунд, коих и выпустил из обоих орудий 23 штуки. Перейдя к фугасным бронебойным снарядам, приказал сосредоточить огонь на четвертом миноносце, который шел вне строя, придерживаясь берега, стреляя из пулеметов. Минут через 20 при прицеле в 12 кабельтов замечено было одновременное попадание двух 120 мм снарядов в правый борт ниже ватерлинии между труб, причем один снаряд ближе к мостику взорвался, после чего миноносец прекратил огонь, стал давать короткие свистки, поднял сигнал из 5-ти флагов, повернул в море, стал удаляться, имея крен от 5 до 8 градусов на правый борт. Два последних миноносца подошли к потерпевшему с обеих сторон и, сделав поворот на зюйд, пошли к селению Паронтомари, придерживаясь берега и скоро скрылись за скалой. Остальные миноносцы повернули на зюйд-вест, фронтом стали отступать, имея слабый кормовой огонь. Выйдя из сферы огня моей батареи, отряд повернул на зюйд-ост и, пройдя мыс Эндума, повернул на ост-зюйд-ост и скрылся за мысом, не прекращая своего огня. Отступление миноносцев преследовал огнем и при прицеле в 45 кабельтов прекратил таковой, ибо убедился в его недействительности. Два 47 мм орудия в бою со вторым отрядом давали отличные попадания, но на время должны были прекратить огонь, так как дымный порох патронов обнаружил их нахождение, а неприятель, пристрелявшись, сосредоточил огонь на них, чем и произвел замешательство прислуги, но подоспевший от 120 мм орудия №2 старший комендор Паромонов возобновил огонь и лихо руководил им до конца боя. Приняв доклад о том, что на батарее один лишь легко ранен комендор Блеунов, приказал орудия приготовить для перекидной стрельбы. Зная точно место стоянки флота, открыл перекидной огонь, на что получил в ответ жестокую бомбардировку. При прицеле в 60 кабельтов у гребенки подъемного механизма орудия №1-й лопнул верхний зуб. Орудие осело, и продолжать стрельбу не мог, а потому приказал его взорвать 12-фунт. подрывным патроном, что и было выполнено прислугой орудия. Перейдя ко второму орудию, продолжал перекидной огонь до последнего патрона, после чего также его взорвал, приказал сжечь погреб с 13-ю оставшимися патронами, давшими осечку. Придя к 47 мм орудиям, приказал расстрелять дом на пристани и катер, которые тихо горели. Оставшиеся около 40 патронов расстрелял по лесу, за которым виделся уже неприятель. Взорвав оба 47 мм орудия, выждав окончание бомбардировки, бегом перебрался на маячную гору, которая была вне выстрелов и где должны были собраться люди, поджигавшие весь город. В бою с неприятелем израсходовал 73 120 мм и 110 47 мм снарядов. В бомбардировке участвовали и крейсера, ибо падали 6" и 120 мм снаряды. Собрав всех людей своей команды, отправился на Соловьевскую позицию, сжигая все плавучие средства и рыбалки, могущие быть полезны неприятелю. Всего сжег — 32 сарая, 47 домов, 92 больших и 19 малых кунгасов во всех трех падях. Через 30 минут прибыл весь отряд с полковником Арцишевским, который шел окружным скрытым путем. О всех своих действиях доложил полковнику Арцишевскому. Дав людям ужин, через час выставил сторожевую цепь, которую через 2 часа сменили стрелки батальона.
25 июня в 5 час. утра на позиции установил пулеметы, артиллерию, выслал в засаду людей, в секреты, в дозоры и охранение левого фланга позиции, коим командовал.
В 7 ½ час. утра показался минный отряд, который начал обстреливать нашу позицию. С отрядом вступил в бой капитан Стерлигов с двумя 47 мм орудиями и своим отличным попаданием заставил неприятеля отойти. Убедившись в невозможности продержаться на этой позиции и желая себе гарантировать от обхода, полковник Арцишевский приказал отряду отступать на Хомутовку. В 9 ч. 30 мин. весь отряд ушел, а я со своей командой начал сжигать все казенные строения. В 10 час. дня выступил на Хомутовку, куда и прибыл в 6 часов вечера. На военном совете высказал мысль об устройстве засады, что единогласно было всеми принято, и засада была выставлена в составе двух орудий, одного пулемета и полуроты стрелков. Ночью в засаде были произведены выстрелы и в главном отряде пробита тревога. В 2 часа ночи дан отбой. Утром отряд отступил на селение Дальнее, где на ночь с двумя орудиями и двумя пулеметами, с одной ротой стрелков я пробыл в засаде до 7 час. утра и был сменен капитаном Стерлиговым. В 11 ч. прибыл капитан Стерлигов и штабс-капитан Корепин, с которым мы отправились отыскивать позицию, условившись, что, кто выберет позицию, которая по общему мнению окажется наиболее выгодной, тот будет ее укреплять, а другие будут удерживать неприятеля, дабы дать возможность укрепиться всему отряду. Были выбраны три позиции и при обсуждении их качеств, решили остановиться на мною выбранной, а потому я тотчас же приступил к установке орудий, пулеметов и стрелков. Позиция была следующая: в густом лесу шла проселочная дорога, по обеим сторонам которой на 200 шагов в каждую сторону шла поляна и тянулась по дороге на 1300 шагов, поляна была покрыта редким мелким кустарником и невысокой травой. Правый фланг позиции упирался в горный хребет, высота которого около 230 футов, тянувшийся по направлению дороги версты на 2 ½ к селению Дальнему, весь хребет покрыт густым лесом, что дало возможность установить два пулемета, которые были хорошо замаскированы и имели хороший обстрел. Левый фланг упирался в трудно проходимую тайгу, где рота стрелков от команды прапорщика Леймана была выдвинута на 200 шагов и охраняла левый фланг. По обеим сторонам дороги установил по два полевых орудия, соединив их стрелковыми окопами и на самой дороге установил пулемет для продольного его обстрела. На горном хребте была расположена цепь из моей команды, будучи выдвинута на 700 шагов и расположена на краю большого обрыва. Сама позиция была покрыта высокой травой и лопухом. Измерил расстояние до поворотов дороги, до приметных мест и назначил всем частям участки для обстрела. 28 июня в 2 часа ночи прибыл полковник Арцишевский, которому я доложил о расположении частей, о выгодах позиции, указал слабые места и попросил усилить цепь моряков, так как обход будет, наверно, горой, но полковник Арцишевский мне сказал, что людей и так мало.
Ни постов, ни застав я не выставлял, дабы дать возможность противнику подойти на ближайшую дистанцию, не открывая нас и, подпустив его шагов на 50, потом сразу открыл огонь. Артиллеристам приказал орудия зарядить картечью и приготовить шрапнель, имея в группе 10 снарядов и каждую группу с трубкой на 1-2 секунды больше, дабы начать с ближайшей дистанции, израсходовав одну, переходить к другой и таким образом, обстреляв всю площадь, не оставляя ни одного живого места, перейти к гранатам до наибольшего угла возвышения. С 10 час. утра и до захода солнца неприятель обстреливал артиллерийским огнем местность, находящуюся от нас на норд-вест в двух верстах, не причиняя нам никакого вреда. Как только неприятель прекратил огонь, я все орудия передал штабс-капитану Корепину, а сам отправился к цепи моряков. В 7 час. вечера, находясь в цепи, я услышал шум приближавшегося неприятеля и, не желая рисковать вторым пулеметом, приказал его снять и отправить в отряд. Через полчаса на противоположном краю обрыва появилась неприятельская цепь и сильно шумела, не находя возможности перейти на нашу сторону. Огня не открывал, дабы не обнаружить неприятелю место нахождения отряда. Минут через 15 неприятель стал подниматься в гору, тогда оставив наблюдательный пост, приказал всей цепи также подняться на гору и, находясь в соприкосновении с неприятелем, назад не отступать. Прибыв на позицию, доложил полковнику Арцишевскому, прося его усилить цепь, но мне было отказано. Передовому отряду, который удерживал неприятеля, приказал быстро отступить и занять свое место на позиции. Приняв два полевых орудия и проверив трубки у снарядов, приказал людям не шуметь, не разговаривать и не курить. Около 9 часов прибыл дозор с горы и доложил, что неприятельская цепь остановилась на горе, а колонны медленно подвигаются по дороге на нашу позицию. В 9 час. 20 мин. послышался шум приближавшегося неприятеля. Прислуга моих орудий доложила о том, что неприятель, перебегая из куста в куст, близко уже подошел. Минут через 5 я увидел в 6-7 шагах несколько силуэтов неприятельских солдат, а потому приказал открыть огонь. По первому выстрелу весь отряд открыл огонь. Неприятель также не замедлил ответить жестоким ружейным огнем, но минут через 30 неприятель, будучи отбит с большим уроном, прекратил огонь и с большим шумом быстро отступил. В отряде ружейный огонь был прекращен, а орудия продолжали стрелять, стараясь обстреливать местность, находящуюся у села Дальнего, где, как нам было известно, сосредоточены были резервы. Убедившись в том, что неприятель уже вышел из сферы нашего огня, полковник Арцишевский приказал огонь прекратить. Во время всего боя шел сильный дождь. Будучи болен и находясь под дождем без пальто, я сильно продрог и с разрешения полковника Арцишевского в 12 час. ночи вместе с раненым волонтером Троицким (студент, сын благочинного поста Корсаковского) я отправился в обоз, чтобы переодеться, куда и прибыл в 4 час. утра по причине большой грязи, абсолютной темноты и по незнанию дорог. В 5 ½ час. утра от капитана Стерлигова получил записку с просьбою быть готовым и поддержать отряд двумя 47 мм орудиями. В 9 час. послышалась канонада, беглый ружейный огонь, а также и пулеметный. Приказав орудия запрячь, я хотел самостоятельно двинуться на помощь отряду, но, пока собирался, прибыло извещение, что отряд отступает. Не имея возможности при отступлении вести орудия по причине крайне скверных дорог и болотистой местности и за неимением удобной позиции, орудия взорвал. Через час прибыл весь отряд, которому был дан обед. От офицеров я узнал, что неприятель вторично жестоко атаковал нашу позицию, обойдя наш правый фланг и поражая с тыла, заставил отряд наш отступить, а находящийся на горе пулемет уничтожить. Через час по приказанию полковника Арцишевского я с 22 матросами и с 2 дружинниками от орудий 47 мм пошел на помощь нашему отряду, который прикрывал отступление главного отряда. Выслав дозоры, отправился по назначению. Пройдя 1 ½, дозор мне доложили, что нашего отряда нет, а неприятель двигается густыми колоннами. Выбрав позицию, я залег в траве, передо мною тянулась шагов на 30 полянка с низкой травой. Правый фланг моей цепи упирался в речку, а левый фланг — в горный хребет. Вскоре прибыл Капитан Стерлигов и сообщил мне, что сзади меня, вправо, находится штабс-капитан Корепин со своими артиллеристами. Я просил Капитана Стерлигова усилить мою цепь, что он обещал, и действительно прислал мне трех стрелковых. Минут через 15 прибыл второй дозор и сообщил, что неприятель быстро подвигается. Послышались редкие, одиночные выстрелы, которые быстро приближались. Минут через 5, показался бегущий дозор, который успел крикнуть "близко и много" — и тотчас же был убит. Вслед за ним из травы выскочил японец, который стал прицеливаться в левый фланг, но был мною убит. На мой выстрел неприятель ответил беглым беспорядочным огнем, дав три залпа, скомандовал "пачки". Минут через 15 послышались выстрелы с тыла и с обоих флангов. Я еще не успел уяснить себе, где мог находиться неприятель, поражавший нас в тыл, так как фланги охранялись, а сзади нас находились артиллеристы, но пули, попадавшие в дерево, у которого я стоял, дали возможность убедиться, что нас обошли, а кроме того, стрелок батальона крикнул: "Максимов, тебя обошли со всех сторон". Видя бесцельность дальнейшего сопротивления и имея слабый огонь в своей цепи, желая сохранить горсть храбрецов, крикнул: "Курок, цепь, назад бегом". Пробежав около 100 шагов в густой высокой траве, мы остановились, чтобы прислушаться к выстрелам и найти место, из которого бы не стреляли, и действительно таковое нашли, бросились туда бегом. На поляне нас встретили штыками, что заставило остановиться, не стал сопротивляться, видя бесполезность, так как неприятеля было около 60 человек, а нас четверо. По приказанию офицера у меня вырвали винтовку и сняли патронташ. Матросов связали, а меня положили на землю и не позволяли вставать. За нами следом бежала рота в траве, а другая по дороге. Миновав нас, обе роты были встречены дружным залпом артиллеристов, но японцы бросились в штыки и тотчас же огонь прекратился. Пока все это происходило, бывший при мне японский офицер с помощью переводчика, узнав мою фамилию, приказал меня связать. Минут через 10 мимо нас прошло два батальона со знаменем. В цепи около меня было убито трое дружинников и один матрос, а что касается остальных людей, то я не видел ничего по причине высокой травы, в которой цепь находилась. Когда нас повели по дороге, я увидел двух убитых офицеров и нас перегнали двое носилок с убитым майором и ещё с кем-то, разглядеть которого не мог. Сопровождавший нас конвой, указав на убитых и сказав "Капитано", стал сильно дергать за веревку, чем причинял мне ужасную боль. Прибыв на нашу ночную позицию, батальонный командир, а быть может, и полковой через переводчика аинца спросил у меня, как моя фамилия, потом задал вопрос "Сколько войск и где". На это я ответил "Пойдите, найдите и посмотрите". Когда мой ответ был переведен, то конвой стал опять сильно дергать за веревку, причиняя мне нестерпимую боль. Я просил, чтобы меня развязали, но не был даже удостоен ответа, а был довольно грубо посажен к дереву, а недалеко от меня были посажены мои матросы. Как только офицеры отошли, меня окружили солдаты (стоял полк) и, завязав грязной тряпкой глаза, стали меня грабить, вытаскивать из кармана портсигары, часы, два золотых образка и срезали погоны. Растолкав их ногами, я стал кричать, прося офицеров меня оградить от солдат. Ко мне подошел доктор, которому я по-французски объяснил, что сейчас происходило, но он мило улыбнулся, по-видимому ничего не понял и отошел. Солдаты вторично меня окружили и стали жестами объяснять, чтобы я им дал денег. Таковых у меня не было, а потому я отрицательно покачал головой, за что они меня стали бить. Я хотел встать, но очень сильным ударом по плечу был свален на землю, толкали ногами. Я вторично закричал, тогда подошли ко мне три офицера, а солдаты разбежались, офицерам объяснил, что сейчас происходило, но они улыбнулись и отошли. Минут через 30 принесли носилки с ранеными солдатами и кого-то убитого, к которому подошли все офицеры. Через час два батальона вернулись и расположились на этой же позиции. Тогда командир полка дал мне визитную карточку и по-английски мне сказал, что меня доставят к генералу. Конвой меня поднял с земли, развязал руки и повел во Владимировку, куда и прибыли в 9 часов вечера. Во Владимировке меня встретил бывший консул г. Намура, который провел к командующему войсками, генерал-майору Такенаучи. Генерал меня принял очень любезно, накормил ужином. Пробыв у него 1 ½ часа, я был отправлен в наш недостроенный госпиталь, где помещались все пленные. Придя в госпиталь, я увидел лежащими на полу: начальника партизанского отряда, капитана Полуботко, умышленно избежавшего боя и сдавшегося со всем своим отрядом без единого выстрела, доктора Горшкова и прапорщика Лаврентьева этого же отряда, подпоручика Тикканена и дружинника Бекаревича (бывший армейский офицер, сосланный за убийство командира полка). На утро прибыл прапорщик Лейман с 23 стрелками. 2 июля прибыл парламентер, штабс-капитан Прасолов. 3 июля прибыл весь наш отряд. 6 июля мы прибыли в селение Паронтомари, где находился командир призового парохода "ОЛЬДГАМИЯ", прапорщик Трегубов с 13-ю матросами, прибывшие на вельботе с острова Уруп, пробыв в море 12 суток.
Список матросов
Список матросов

8 июля мы были посажены на транспорт. В 4 часа дня с японского плавучего госпиталя прибыли доктора и сестры милосердия. Из разговоров с одним из докторов, я узнал, что на плавучем госпитале находится 13 солдат больных "бери-бери", 17 матросов, раненных с миноносцев, и 82 раненых в бою с нашим отрядом в ночь с 28 на 29 июня. В 11 часов вечера снялись с якоря и вышли в море, а 11 июля прибыли в порт Аумори. В 3 часа дня на поезде прибыли в Хиросаки, где и были размещены по квартирам. 3 декабря прибыл в Нагасаки. 9 прибыл на пароход добровольного флота "КИЕВ". 15 декабря прибыл во Владивосток. 17 декабря выбыл из Владивостока с эшелоном №227 и прибыл в Петербург 19 января 1906 года.
Лейтенант Максимов
Публикация подготовлена инициативной группой сахалинского регионального отделения ООД "Поисковое движение России".

8 5701 4